«А мы им поможем молитвой…» Воспоминания о священнике Кирилле Ильяшове

Этим рассказом мы начинаем публикацию работ приснопиминаемой Елизаветы Сергеевны Дяченко. Совсем недавно мы проводили ее «в путь всея земли». Воспоминание о батюшке Кирилле Ильяшове впервые были напечатаны в газете «Православный голос Кубани», № 1 (194) за 2007 г.

***

Несколько лет назад, к 100-летию Георгиевского храма Екатеринодара вышла книга. Я очень обрадовалась, получив её в подарок. В яркой твердой обложке, отличная бумага, превосходно выполненные красочные фотографии. Но, к великому сожалению, я не нашла имен многих заслуженных священников, которыми должен гордиться этот благодатный храм. Батюшек, которые в тяжелейшее для Родины время, по примеру Георгия Победоносца, пусть даже малыми силами, попирали змия неверия, змия поработителя-захватчика. Может быть, автор не нашел документов о них. Всё может быть.

Мне хочется рассказать, дорогие мои, об одном из них, об одном из первых священников Георгиевского храма, духовнике моей бабушки, Валентины Арсентьевны Кучеренко, – о батюшке Кирилле Ильяшове.

Вот мое самое первое воспоминание. Мы с бабушкой находимся в доме, где жили. Вдруг слышим громкий голос моего деда: «Валя, ходь ко мне». Дедушка стоит около калитки с тяжёлым грузом на плече. Бабушка старается ему помочь. Дед отстраняет её, говоря: «Ни, я сам. Вот иду я мимо двора Котлярив (Котляровы – ближайшие родственники отца Кирилла) там шум, плач, думаю, опять шось случилось, а на углу Гривенской (Фрунзе) Васыль стоить и каже, шо батюшку Кирилла освободил». Тут и бабушка, и  рядом стоящая прабабушка расплакались. Было это за два-три года до начала войны.

Октябрь 1941-го. Отец пишет с фронта и требует, чтобы мы срочно выехали в Сибирь. Маме доверяют вывезти лучших коней Кубани на конные заводы Казахстана. Уезжали мы малой семьей: мама, бабушка Ефросинья Ивановна – мать отца, я и младший брат Владимир. Родители и родственники мамы оставались на родной Кубани.

Перед отъездом бабушка Валентина Арсентьевна повела меня в Георгиевский храм. Шли мы по улице Буденного, пересекая Чкалова, мимо 10-й начальной школы, через Гривенскую, а напротив, через дорогу, – Котляровский многолюдный двор. Через улицу Кирова, продуктовые ряды Сенного рынка вышли на площадку, где стояли повозки, брички с сеном, дровами. Прошли мимо водонапорной башни Шухова, по улице Красной до Северной, а там до храма – рукой подать. Прошло 65 лет с тех пор, но мне часто снится именно эта дорога к храму, к отцу Кириллу.

Храм тогда был разделен саманным кирпичом на две части. Мы – в Федоровском приделе, из которого есть выход во двор. Позже я узнала, что эту часть занимали тихоновцы, а другую – обновленцы. Батюшка Кирилл сидел на высокой табуретке, а бабуля встала перед ним на колени, передала какую-то бумажку и заплакала. Батюшка долго и внимательно читал, тихо говоря что-то. Я обиделась на батюшку, думая, что из-за него плачет моя бабуля, отошла в сторону и стала царапать стену, вытаскивая солому. Бабушка подскочила ко мне и отняла мои руки от стенки. Подошел отец Кирилл, обнял меня за плечи, погладил по голове и сказал: «Она виконце хотела сделать. Не надо, там (видимо, за стенкой) такие голосистые». И, обращаясь к бабушке, продолжил: «Не плачьте, Арсентьевна, всё будет хорошо. С Божией помощью они благополучно доедут и коней куда надо доставят, и врага мы разобьём, а там и они домой вернутся. Только молиться, хорошо молиться надо. А солдаты, на то они солдаты, чтобы землю нашу защитить, ворога прогнать. Много их поляжет, много. Но и много им простится Господом за их правое дело. Землю родную защищать – это правое дело. А мы им поможем молитвой. А это отдашь бабушке, с которой поедешь». Он протянул мне свернутый листок. Сказанное батюшкой я запомнила навсегда, ведь бабушка Валя повторяла это множество раз, рассказывая всем.

Выйдя из храма, бабушка взяла из моих рук листок, развернула его, прочла и сказала: «Передай бабушке Фросе, что это псалом 90-й». Отдавая листок, я спросила бабушку Фросю: «Как же ты будешь читать, ты же неграмотная?» Бабушка мне ответила, что для этого не надо быть грамотной, молитву надо знать.

И всю дорогу, а ехали мы больше месяца, в опасные моменты днем и ночью бабушка Фрося становилась на колени, стелила перед собой газету, на неё клала листок с псалмом 90-м и читала, читала. Так мы благополучно прибыли в Кустанай, а когда освободили Краснодар, вернулись на родную Кубань. Многих уже не было в живых, погиб мой отец, погибли мужья у моих тёток. Умерла моя старенькая прабабушка. Перед её смертью к нам домой приходил отец Кирилл и соборовал её. Она всех просила, а особенно благодатного батюшку (её слова), чтобы Господь послал ей смерть хотя бы через час после освобождения Краснодара. Истинная казачка, она говорила: «умереть хочу свободной и только в России». Она умерла на второй день после освобождения Краснодара.

…Много бабушка Валя рассказала о тяжёлом времени оккупации: о том, что немцы заигрывали с Церковью, что открыли Ильинский храм и туда перевели обновленцев, что снесли ненавистную стену, разделявшую Георгиевский храм, открыли Екатерининский и Троицкий соборы.

Но священнослужители не оправдали надежд оккупантов. Они сплотили вокруг церкви народ, и не стали метать гром и молнии в адрес нашего правительства, не стали призывать выдавать семьи коммунистов и партизан. Что греха таить, были предатели среди населения. И предавали своих, но не по призыву священников. В Георгиевском храме отец Кирилл ежедневно читал за упокой невинно убиенных – взятых во время облавы на рынках и повешенных. Иногда он просил бабушку: «Арсентьевна, завтра девять дней будет (и называл имя), помолитесь». Или: «Сегодня полицейские арестовали (имя), помолитесь». С такой просьбой он обращался ко многим.

Вот имена, кого помню: Мушенко Мария Ивановна, Гончарова Прасковья, Зайцевы Прасковья, Тамара, Мария. Господи,  прости,  имена многих забыла.

…А какой необыкновенной доброты был батюшка! За крестины с простых людей он никогда не брал платы. Примерно за неделю до освобождения Краснодара, с 7-го февраля, отец Кирилл попросил у прихожан особой, усиленной молитвы за скорейшую победу нашей армии. Встал на колени и стал молиться.  Все прихожане последовали его примеру. Стоящий у входа полицейский свирепо посмотрел на батюшку, вышел на крыльцо и закурил, хотя на крыльце не положено, этому правилу подчинялись даже немцы. Дым шел в сторону прихожан, но все терпели, молились.

Бабушка вспоминает: «Одна женщина, довольно молодая, стоящая на коленях рядом со мной, почти в полный голос говорила:  «Господи, прости нас, все вычистим, все освятим! Только даруй нам победу и спаси батюшку Кирилла». Слышу, еще одна женщина эти слова повторяет. Да и я стала повторять только потише и дома что-то делаю я, а в голове только эти слова. Бегу утром через рынок, молюсь в голос и не боюсь никакой облавы.

Самое обидное, что я проспала освобождение Краснодара. Молясь усердно денно и нощно за победу и батюшку почти неделю, накануне вечером, перед освобождением, словно провалилась и уснула мертвым сном. Подскакиваю, а уже светло, день. Наскоро оделась и бегом в церковь, молча. Подбегаю к улице Кирова, и у здания, тыльной стороной примыкающего к рынку, прижавшись друг к дружке, в грязных, драных маскировочных халатах спят молодые ребята. Я быстро подошла к ним и давай будить, говоря, что здесь опасно, бывают облавы, что их могут забрать немцы и повесить. Один, не открывая глаз, сказал: «Тётка, какие немцы, город освобожден». И тут же уснул. А вокруг меня стояли и смеялись люди. Подошла женщина с нашего прихода Я кинулась к ней и спросила: «Что с батюшкой? – «Жив, жив батюшка, и солдатиков хлебом-солью встречали». И только тут я увидела и поняла, что на домах флаги-то наши».

Летом 1943 года на суде предателей-полицаев, который проходил в кинотеатре «Кубань», отец Кирилл выступал обвинителем. Его пламенную речь транслировали по радио*. Не все желающие могли попасть в зал, и толпа народа запрудила улицу Красную возле кинотеатра. Остановились даже ходившие в то время по улице Красной трамваи, машины.

В 1944 году батюшку наградили орденом. Вскоре после возвращения в Краснодар мы (мама, бабушка Фрося, я и брат) из дома дедушки переехали на улицу Октябрьскую. Отсюда до Георгиевского храма было далеко, и бабушка Фрося ходила в храмы, что поближе. И вот незадолго до окончания войны к нам пришла бабушка Валя страшно расстроенная. Сев на скамью на веранде, она сказала, что пришла беда, откуда и не ждали: арестовали батюшку Кирилла. На шум сбежались все жители нашего двора, а двор у нас был очень дружный и все раньше ходили в Георгиевский храм к батюшке. И что тут началось! Плач, причитания… Вспоминали, как в самое голодное время он раздавал всё то малое, что приносили ему в церковь.

Начали расспрашивать бабушку, за что его взяли. Она сказала, что на батюшку донесли: во время оккупации он ходил к смертельно больной жене полицейского и соборовал её, она при нем и умерла, он и отпел её. В вину ему поставили даже то, что побелили при немцах церковь. Я была рядом и громко сказала: «Правильно его арестовали, как же он мог жену врага соборовать и отпевать. Врагов надо убивать». И тут же получила звонкую затрещину. Все сразу замолкли. Мне было тогда 11 лет. Больше при мне взрослые не решали проблем. Им хорошо был известен «герой» Павлик Морозов.

В комнату, где я ревела от обиды, после обсуждений во дворе вошли мои дорогие бабули. Бабуля Валя долго и подробно объясняла, почему не должен священник никому отказывать в исповеди. Я мало что поняла. Бабуля Фрося сказала проще: «Батюшка на то он и батюшка, и никому он не должон отказывать, ни мытарю, ни разбойнику-убивцу. А тот, кто нажалобился и кто поверил, тот глупее, чем ты». Мне всё стало ясно, но особенно меня поразило слово мытарь, что-то страшное, – страшнее, чем разбойник, и я почувствовала себя ужасным мытарем.

…Мой старый добрый двор простил меня. Уже через много лет, когда я со своей семьей жила на Камчатке и по делам прилетала в Москву, я всегда приезжала в Краснодар к маме и стареньким бабулечкам, в мой старый двор. Примерно в 1958-1959 годах, летом, я была в Краснодаре. Бабуля Фрося подала мне порядком потертый лист и сказала: «Сделай точный список с листка отца Кирилла, он дал тебе его во время войны, когда благословил на отъезд. А ты вон как сказала о нем, неблагодарная». И опять, только слегка, щелкнула меня по затылку. На мой вопрос, зачем ей второй лист, она ответила: «Теперича мода на самолётах летать, мать твоя часто мотается по белу свету, по командировкам, читать она не будет, так я кладу листок под корочку партейного билета. А мне тожить надо. Я хоть и не грамотна, а по листку легче вспоминаю. У батюшки не возьмешь, он помер». И она рассказала, что из тюрьмы отца Кирилла отпустили быстро, но служить в Краснодаре в церкви уполномоченный не разрешил. И что он умер недавно, а когда его гроб стоял в Георгиевской церкви, было столько народу, что в храм попасть было невозможно…

Позже я нашла могилу отца Кирилла и попросила у него прощения. На Радоницу в 2006 году с несколькими знакомыми пришла я на Всесвятское кладбище. Мы вошли в ворота, а нам навстречу женщина идет от могилы батюшки. Она подошла ко мне и протянула кулек конфет, говоря: «Помяните моего прадеда, отца Кирилла Ильяшова». У меня брызнули слёзы радости. Добрый батюшка меня простил. Мы подошли к могиле отца Кирилла, увидели его двух праправнучек. А 10 мая я встретилась с его внуком, Валерием Семеновичем Котляровым. Когда я записывала его рассказ и произносила вслух каждое записываемое слово, он меня исправил: «Не протоиерей, а иерей». На мой немой вопрос ответил: «Дед отказывался, когда его хотели произвести в протоиереи».

Итак, отец Кирилл, Ильяшов Кирилл Петрович, родился в Курске в 1882 году. В Курске служил в церкви псаломщиком. Примерно с 1908 года – псаломщик в Георгиевском храме Екатеринодара.

Настоятелем в это время там был отец Василий Сысоев, у которого была незамужняя младшая сестра Анна. Он ее познакомил с Кириллом, вскоре они поженились. В Георгиевском храме и был рукоположен во иереи отец Кирилл, примерно в 1910 году. В 1912 году родилась его старшая дочь Антонина, мать Валерия. Вторая дочь родилась в Тифлисе, куда батюшку отправили на год в командировку.

По возвращении он снова служил в Георгиевском храме. В 1927 или 1928 году ночью забрали отца Василия, и до сих пор неизвестно, когда и где он был убит и где его могила. Отец Кирилл стал настоятелем. А в I937 году его арестовали, не предъявив никакого обвинения.

На пересыльном пункте в Архангельске его спас врач-еврей. Батюшка простыл и кашлял. Врач заявил, что его нельзя отправлять – лишние хлопоты на Соловках, итак скоро помрет (этого врача потом, по слухам, расстреляли).

И в 1938 году больного батюшку отослали домой. В Краснодаре ему не разрешили служить в церкви, и он работал сторожем в Георгиевском храме. Священником, затем настоятелем родного храма отца Кирилла назначили перед самой войной.

В начале войны не было в продаже духовной литературы – отец Кирилл усадил за переписку молитв и псалмов всю свою родню. Всем, кто приходил за благословением в единственный тогда действующий в городе Краснодаре храм Георгия Победоносца (и то разделенный помолам), давалась определенная молитва.

С первых дней войны в Георгиевском храме молились за победу. Батюшка знал нужды и беды всех своих прихожан. При отце Кирилле начал нести службу в церкви совсем мальчиком будущий сотрудник епархии Александр Ильич Суслик (тогда его все бабушки называли «наш Ангелочек»).

Пережита оккупация, отца Кирилла наградило правительство, уже приближается победа. И вдруг перед самой Пасхой в 1945 году батюшку по наговору арестовывают. Его отправили недалеко, в пределах Северного Кавказа. Часто к нему приезжали родственники, даже прихожане. И всегда привозили мешочек высушенных просфор, которые передавал его маленький помощник Сашенька, Александр Ильич. В 1951 году батюшку освободили, но запретили жить в городе и служить в церкви. Тот, кто его оговорил (не будем называть его имя), пришел к отцу Кириллу домой и на коленях просил у него перед всеми прощения. И был прощен. Батюшка жил в Пашковке. Иногда потихоньку служил в маленькой пашковской церкви. Когда на Кубань прибыл владыка Виктор (Святин), батюшка стал служить чаще.

Преставился отец Кирилл 8 января 1958 года. Новопреставленного отпевали четыре церковных хора в родном Георгиевском храме в присутствии всех священников города. До Всесвятского кладбища его несли на руках.

Гроб был уже у кладбищенских ворот, а последние провожающие еще не пересекали Красную улицу. А потом каждый бросил на гроб по три горсти земли – и могилу закапывать не пришлось. Руками она была засыпана и оформлена руками. В Древней Руси так погребали погибших воинов. Долгое время на могиле ежедневно служили панихиды.

Могила батюшки… На высоком ажурном могильном кресте – табличка с полустертой надписью: «Молись, прохожий, перед Богом за душу грешную мою, как я перед Святым Престолом молюся за твою».

Е.С. Дяченко, г. Краснодар

Примечание публикатора

Посмертная фотография о. Кирилла – из архива Е.С. Дяченко, незадолго до кончины она передала ее архимандриту Трифону (Плотникову).

* – буквально накануне размещения статьи на сайте в интернете обнаружилась речь о. Кирилла на суде (скорее всего, часть ее). Это перепечатка, как сейчас говорят, репост Людмилы Моталенко в сети «Елицы» (2016 г.) сообщения иерея Павла Уварова, опубликованного в  «Георгиевском листке» (г. Краснодар, 2013 г.). Ниже размещаем текст сообщения. К сожалению, в публикации нет точных архивных ссылок.

18 июля 1943 года в Краснодаре состоялось открытое судебное заседание, на котором впервые в качестве подсудимых выступили немецкие захватчики и их пособники. Одним из главных свидетелей на процессе выступил настоятель Свято- Георгиевского храма священник Кирилл Ильяшов.

Архивные материалы сохранили для нас речь отца Кирилла на процессе.

– Буквально назавтра после бегства немцев из Краснодара меня пригласили в одну семью, которая переживала, большое горе. Только что привезли труп единственного сына убитого фашистскими палачами. Назавтра я был в семье моего знакомого фотографа Луганского. Ещё недавно мы с ним встречались, а сейчас вот пригласили совершить погребальный обряд.

– Немцы убили?– спрашиваю.

– Немцы, батюшка, будь они прокляты!

– Я не мог совершать обряда – слёзы безудержно катились из глаз, думалось о русских людях, безвинно погибших на своей родной земле от руки немецких извергов. Погибла от их проклятых рук и моя соседка Раиса Ивановна. Я близко знал ее семью – хорошая, дружная и трудолюбивая русская семья. Немцы удушили Раису Ивановну каким-то отравляющим веществом – никаких ран на ней не было, только лицо избороздили красноватые полосы.

– Многие прихожанки рассказывали мне,– продолжает свидетель Ильяшов,– как немцы переодевались в красноармейскую форму и накануне своего отступления ходили по домам и говорили: «Что вы ждёте, граждане, Красная армия уже здесь, идите и помогайте ей». Доверчивые люди выбегали на улицу, многие брали с собой припрятанное оружие. А некие провокаторы вылавливали их и убивали. Всё, что творили здесь немцы,– массовые репрессии, облавы, истребление тысяч мирных людей – окончательно убедило меня в том, кто такие немцы. Я свидетельствую здесь перед всем русским народом, перед всем миром, что это дикие звери, и нет у меня слов, которые бы выразили всю ненависть и проклятье наше этим извергам!

** – об открытом заседании военного трибунала Северо-Кавказского фронта по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края в период их временной оккупации рассказывает специальный выпуск кинохроники «Приговор народа». Съемки кинооператоров киногруппы Северо-Кавказского фронта. Производство Центральность студии кинохроники. Июль 1943 г. Итак, получается:

13 февраля 1943 г. – освобождение Красной армией Краснодара.

14 июля 1943 г. – начало заседания.

17 июля 1943 г. – оглашение решения суда – приговора.

18 июля 1943 г. – приведение решения суда в исполнение на городской площади.

В этой выпуске кинохроники есть кадры с выступлением в качестве свидетеля обвинения и отца Кирилла Ильяшенко.

Фото: из архива Е.С. Дяченко, А. Гальченко

Пресс-группа Всесвятского прихода г. Краснодара

Статья написана trifon54

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Перейти к верхней панели